Имя: Хасуми Истинное имя: Сайкоро Возраст: 812 Вид: некомата

Кандзаси – потемневшая от времени деревянная шпилька для волос, с одного конца которой свисают 3 бусины темно-красного цвета из четок монаха, заканчивающиеся маленьким бумажным фонариком из серебра. Потеря делает нервной

4 факта обо мне - однажды подралась с нингё, попыталась съесть ее, чтобы узнать вкус, отхватив кусок от плеча, за что получила хвостом по кошачьей морде. А шрамы, оставленные острыми наростами и плавниками, да подранное ухо, заживали более десяти лет; - когда заливаюсь саке, грязно шучу и ехидничаю; - терпеть не могу, когда люди заводят спор и пытаются доказать, что собаки лучше кошек; - забрала в драке коготь инугами. И ношу его с собой до сих пор.

Мои 2 слабости - за мятное вино готова убить, ведь такая неоцененная редкость! Или обменять бочонок на услугу. От запаха переключаюсь в состояние счастья и любви ко всем подряд, теряя самоконтроль; - практически физически не могу себя заставить, за редким исключением, навредить праведным людям, которые борются с несправедливостью богатых и власть имущих, нечистых на руку, которые притесняют простой люд, в память об утерянном возлюбленном.

Немного о прошлом Хасуми повезло переродиться на территории, где кошек всегда любили и относились благосклонно. По большей части потому, что на границе леса располагался храм, где почиталась кошка-Руруна. Людям не было известно, была ли она духом или божеством. Может просто животным. Но Руруна помогала жителям близлежащих поселений, предупреждала о пожарах, охраняла похоронные процессии, отгоняя любых животных и людей с дурными намерениями. В честь нее и построили храм. А уже после он стал популярен в тех местах. Его многие посещали. А после появились и монахи, которые были готовы прогонять екаев с близлежащих территорий, чтобы не мешали людям и не очерняли добрую славу храма. Хасуми тогда была молодой бакэнеко, часто находилась рядом с главой этого храма. С одной стороны, ей было интересно наблюдать за взаимодействием священнослужителя с приходящими людьми. С другой, старичок был жутким любителем игры в кости. Чем и подкупал Хасуми, что тоже быстро увлеклась этим видом развлечения. Иногда он предлагал кошке сыграть, приговаривая, что жизнь монаха довольно одинока, если сидеть на одном месте. И даже "разговор" с животным скрашивает время. Увы, человек был сухоньким и старым, потому вскоре умер. На смену ему пришел более молодой. Кости он не любил. Да и азартным вовсе не был. Зато знал много историй из своих странствий, радуя жителей храма и приходящих послушать котов. Человеком он был честным, справедливым. Но больше в нем подкупало то, что пусть монах и знал много всего о екаях и способах их уничтожения, вероятно, даже был уверен, что кошачий храм полон бакэнеко. Но никогда не проводил поисков и не стремился отсечь котов от их дома, коим храм и стал. Ведь люди не жили в страхе вокруг. А бакэнеко лишь изредка над ними подшучивали, себе на потеху. Да чтобы не забывали, что кошачьих не стоит обижать, потому что ты, человек, выше и больше. Хасуми влюбилась в монаха. Принимая личину одной из погибших в лесу женщин, судя по дорогому шелку и украшениям, та была из знатных дам. И имела внешность не хуже, чем у наложниц императора, значит могла легко привлечь внимание мужчины. Она стала посещать храм в человеческом облике. Медленно и постепенно, монах разделил ее чувства. Долгие прогулки, несмелые объятья, словно украдкой, бесчисленные разговоры. Он не мог позволить себе осквернить тело знатной дамы, коей считал Хасуми. А ей самой было интереснее наблюдать за сменой своих эмоций и разрастающейся привязанностью. Но любовь ёкая к человеку никогда не заканчивалась хорошо У них был замечательный союз, длинною в долгие годы, полный гармонии, пока монаха не призвали оммедзи. Начиналась очередная зачистка мононоке. И сильнейшие не могли отсиживаться в стороне. Тогда человеку было уже за 40. Перед уходом он подарил кошке деревянную кандзаси с бусинами от своих буддийских четок и маленьким бумажным фонариком из серебра в завершении. Вот только больше монах не вернулся, сколько бы Хасуми его не ждала. Его тело было сожжено вместе с деревней, путь через которую держала процессия оммедзи. Сначала говорили, что это проделки екаев. Но позже Хасуми не потребовалось много времени, чтобы выяснить – это было дело рук человеческих. Оммедзи задели чиновников, раскрыли их махинации, прикрываемые "беспределом монстров". За что те устроили ловушку, чтобы уничтожить свидетелей их жадности и нечистой руки. Это послужило эмоциональным толчком, который продвинул ее со ступени бакэнеко до некоматы. Тогда злость и негодование настолько захлестнули разум, что остановиться не представлялось возможным. Обуреваемая отчаянием и ненавистью, снедаемая болезненной печалью, кошка сожгла ледяным огнем не только виновных чиновников и их подельников, но и весь род тех людей, а также значимую часть города, пока огонь не удалось потушить. Знатное осталось пепелище. Прямо как в деревне, где сгорел ее возлюбленный монах. Вот только боль утраты это ни капли не убавило. К сожалению, от его тела не осталось и кусочка. Да и сколько бы не прыгала вокруг места упокоения ее человека ново-воплощённая некомата, без целого свежего трупа оживить мертвеца было просто невозможно для той, кто только приобрел новые силы. Хасуми не понравилось испытывать столь много неприятных тяжелых эмоций. Потому с людьми она больше не связывалась. Да, продолжала бродить по городам, когда покидала горы. Если люди пытались ей навредить, не жалела и не щадила никого, уже не единожды став свидетелем того, как добросердечность и сострадание аукается корыстью и предательством. Устраивала поджоги в городах, забирая жизни чиновников, что наживались на других, словно блюдя память о своем монахе, что был всегда честен и справедлив. Некоторых изощренно пытала, выливая так и не остывшие за годы эмоции от его утраты. Но из-за вмешательства оммедзи добить успевала не всех, потому о ее свирепости, как и о ней в целом, им стало известно. Когда случилось последнее сражение перед тем, как ее запечатали в Тсуйхо, одному из оммедзи удалось наложить сложный круг заклинаний на заднюю левую лапу. Видимо, это было какое-то мощное проклятье, которое ему не удалось довести до конца, ведь этот человек лишился головы ровно в тот момент, когда меха Хасуми коснулись печати-слова. Она не погибла, зато через сутки, уже в запечатанном пространстве, поняла, что непростой подарок оставил ей оммедзи. Нога дико болела. Постоянно. Словно тонкие иглы впивались под кожу то на пару миллиметров, то до кости. Чередуясь в произвольном порядке. Из-за этого она стала прихрамывать в человеческом облике. Конечно, спустя прошедшие века, пока они были заперты, это проклятье оммедзи значительно ослабло. Впрочем, как и у всех екаев, что получили травмы от заклинаний. Время рано или поздно позволит восстановиться до конца. Кратко о главном: - стала некоматой после сильного всплеска негативных эмоций в виду потери возлюбленного человека; - слегка прихрамывает на левую ногу, отчего ходит медленно и неторопливо; - имеет склонность к азартным играм, в частности, к игре в кости; - из-за того, что частенько выигрывает, выбрасывая нужное число на кубиках, не пользуясь при этом обманом, предпочитая полагаться на удачу и чистое "повезет-не повезет", ее стали называть за глаза "Счастливые Кости"; - даже если приходилось менять личины за время жизни, всегда возвращается к изначальной: знатной дамы в одежде из богатых тканей с печальным взглядом; - в истинном облике - огромный чёрный кот с пушистым мехом и жёлтыми глазами; - пока молчит, создается образ милой тихой девушки. Но стоит открыть рот, как польется поток скабрезных комментариев, иронии, подколок. А нахальная усмешка поселится на кончиках губ. Некоматы кротким нравом не славятся. Кто я в Тсуйхо: владелец идзакая "Два Хвоста" – небольшая одноэтажная таверна, спрятанная в глубине города. Изобилует намеками на бакэнеко, включая орнаменты на посуде, бочонках с алкоголем. На полках стоят небольшие деревянные статуэтки, явно кем-то вручную выточенные. А так же вокруг заведения бродит много кошек по ночам. Здесь больше пьют, чем закусывают. Делятся сплетнями. И много играют в кости.